Ефрейтор Икс [СИ] - Сергей Лексутов

Павлу снилась война. Он отчетливо видел на экране самолет, а не вертикальную черточку. Самолет похож то ли на "Миг", то ли на "Фантом", но Павел почему-то был уверен, что это легендарный "Су — 7Б", который он никогда не видел, но которым его постоянно пугал старшина-сверхсрочник, начальник станции, когда Павел служил первый год. Старшина тогда говорил, что хуже нет, когда "Су — 7Б" идет контрольной целью. Вести его почти невозможно. И вот этот "Миг" — "Фантом" — "Су — 7Б" атакует Павла. В кабине сидит командир роты и глумливо хохочет. Из-под крыла самолета вырывается ракета. Павел точно знает, что это "Шрайк", что он наводится по лучу, он изо всех сил старается отвести в сторону антенну, но маховик не проворачивается. "Шрайк" летит ему прямо в лицо, и вдруг, это вовсе не "Шрайк", а банка с цветами, и Павел никак не может увернуться, будто намертво пристегнут к креслу. Командир оглушительно заорал:

— Дрыхнешь?! Салабон! Марш на кухню!

Кто-то сорвал с Павла одеяло, он подскочил на койке, сердце бешено колотилось. Рядом стоял Никанор с одеялом в руках и весело хохотал.

Даже не стараясь скрыть тоску в голосе, Павел проговорил:

— Бардак проклятущий… Даже снится идиотизм какой-то…

— Тьфу, салага… — ругнулся Никанор, бросил одеяло на койку. — До дембеля всего ничего, а он тут всю атмосферу проквасил…

Павел медленно оделся и потащился на кухню. Обед уже был готов, потный, раскрасневшийся Прищепа сидел на табуретке у окна раздачи и поджидал роту. Павел налил несколько бачков воды, поставил на печку.

Прищепа с готовностью поднялся:

— Есть хочешь?

Павел помотал головой. Его мутило, во рту пересохло.

Рота обедала. Павел сидел на стуле на крыльце, закинув ногу на ногу, и обозревал заросшее птичьей гречишкой пространство между задней стеной казармы и складом. У его ног величественно сидел Котофеич. Хоть он и страшно удивлен, что кореш суетится на кухне, но посчитал своим долгом и здесь сопровождать друга. Огромный, пушистый, мягкий и на взгляд, и на ощупь клуб дыма. Даже не верится, что прошлой весной он свободно помещался на ладони, а в кармане ему было даже просторно. Он неподвижно смотрел в одну точку, не интересуясь суетой скачущих тут и там воробьев, озабоченных проблемой прокормления потомства. Людей не было видно, все сидели в столовой, гремели ложками о миски. Да дежурная смена на боевых постах. Павла почему-то в последнее время тянуло к такому вот спокойному созерцанию. И чтобы в поле зрения не было людей. Хотя, его и до армии тянуло к одиночеству. Эти многодневные скитания по тайге, сидения на берегах тихих речек. Просто, целый год, первый год службы, его насильно совали в толпу, гоняли туда-сюда в компании таких же задерганных и затурканных пацанов. Теперь он просто освободился от насильственной необходимости пребывать в компании себе подобных. Теперь ему даже картошку приятно чистить, лишь бы никого рядом не было.

Из-за склада появилась Чернушка, черная, как смоль, собака с хвостом, загнутом калачом. По всем статьям — лайка. Она жила под складом с самой весны. Теперь иногда можно было видеть нескольких щенков, ползающих в высокой траве у задней стены склада. Котофеич не спеша, не теряя достоинства, вспрыгнул на плечо Павла. Чернушки он не боялся, просто, связываться не хотел. Павел сам видел, как он, не теряя достоинства, шел на станцию и лениво отмахивался лапой от налетающей на него собаки.

Через полуоткрытую дверь послышался звон мисок, которые составляли в окно пообедавшие солдаты. Медленно поднявшись, он прошел в посудомоечное отделение. Сразу видно, из каких мисок ели старики, из каких — салаги. Миски салаг чистые, чуть ли не вылизанные, стариков — почти не тронутый борщ, со второго только мясо съедено, да верхний слой, где подлива. Подставив большую миску, Павел быстро очистил в нее тарелки от второго, плеснул туда же борща, вынес на улицу. Благодарно повиляв хвостом, Чернушка принялась за еду. Котофеич сидел на краю крыльца и с презрением глядел на нее.

Павел принес с печки бачок с кипящей водой, рядом на стол поставил второй, с холодной из водопровода. Сбросал посуду в кипяток, тут же, с помощью вилки, выхватывая по одной миски и тарелки, быстро протирая их тряпкой, составил в ровные стопки. Правда, приходилось то и дело опускать руки в холодную воду. Миски, тарелки, ложки и вилки — чистые, аж скрипят под пальцами. Десять минут — и посуда составлена на подносе аккуратными стопками, рядом лежат вилки и ложки.

Павел протирал тряпкой со стиральным порошком стол, когда увидел в проеме лицо командира. Командир смотрел на значок мастера-оператора на рубашке, и лицо его медленно наливалось бешенством. Павел невозмутимо смыл мыльную пену со стола, протер его чистой тряпкой. Командир молча ушел. До прихода дежурной смены Павел успел помыть горячей водой с порошком стены в посудомоечном отделении.

Дежурная смена пообедала. Еще десять минут мытья посуды, пятнадцать минут на мытье пола в варочном отделении, и на кухне до ужина делать будет нечего. Павел посыпал пол в варочном отделении стиральным порошком, вылил на него бачок кипящей воды, взял тряпку, и окинул задумчивым взглядом кухню. Надо подождать минут пять, пока порошок растворит въевшуюся грязь, накопившуюся за месяц дежурств салаг.

Прищепа стоял в дверях. На нем грязные, засаленные штаны, сапоги в брызгах какой-то дряни, серая, черт знает чем пропитанная рубаха.

— Слушай, ты старик, или кто? — вдруг осведомился он развязным тоном. — Загони пару салаг сюда, и пусть моют. Салагам пахать положено…

— Ты салага? — спокойно спросил Павел.

— Салага, — с достоинством кивнул Прищепа, не чуя подвоха.

— Тебе пахать положено?

— Конечно, положено… — упавшим голосом, что-то заподозрив, согласился Прищепа.

— Бери, мой… — Павел бросил ему под ноги тряпку.

Подошел к печке, и в своем заварнике, который принес со станции, принялся невозмутимо заваривать чай.

Прищепа оторопело посмотрел на Павла.

— Что, не ясно?! Повторить?! — прорычал Павел свирепо. Сел на стул, закинул ногу на ногу и налил себе чайку. Вообще-то, он собирался попить чаю на улице, но шибко уж в глотке пересохло.

Прищепа покорно опустился на корточки, взял тряпку, и принялся тереть пол. Павел прихлебывал чай, равнодушно наблюдая за ним. Вдруг в дверях, бесшумно, как привидение, появился командир. Несколько секунд он молча созерцал сцену злостной дедовщины. Павел продолжал размеренно прихлебывать чай, Прищепа, замерев, смотрел на командира, смешно вывернув шею, как собака, которая "разговаривает" с хозяином.

— Встать! Смирно! — наконец пришел в себя командир.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});